Спустившись еще дальше по склону, Руди с Лизель стали смотреть, как Отто поднялся, почесал в голове, почесал в паху и принялся озираться в поисках корзины.

— Глупый Scheisskopf, — ухмыльнулся Руди, и они начали рассматривать добычу. Хлеб, побитые яйца и гвоздь программы — Speck. [9] Руди поднес жирный окорок к носу и восторженно потянул ноздрями. — Здорово.

Как ни подмывало их воспользоваться победой единолично, верность Артуру Бергу оказалась сильней. Они добрались до его убогой квартирки на Кемпф-штрассе и показали провиант. Артур не смог скрыть одобрения.

— У кого стырили?

Ответил Руди:

— У Отто Штурма.

— Ага, — кивнул Артур, — кто бы он ни был, спасибо ему от меня. — Он скрылся в доме и вернулся с кухонным ножом, сковородой и курткой, и три вора зашагали по многоквартирному коридору. — Позовем остальных, — объявил Артур Берг, когда они выбрались наружу. — Может, мы и преступники, но не совсем бессовестные. — Точно как книжная воришка, он, по крайней мере, где-то подводил черту.

Постучали еще в несколько дверей. Выкликнули несколько имен под окнами, и скоро все фруктокрадное воинство Артура Берга в полном составе держало путь на берег Ампера. На поляне за рекой разожгли костер и рачительно зажарили все, что осталось от яиц. Порезали хлеб и шпик. Руками и ножами подчистую доели всю корзину Отто Штурма. Без всяких попов.

И только в конце произошел спор — из-за корзины. Большинство мальчиков хотели ее сжечь. Фриц Хаммер и Анди Шмайкль предлагали оставить себе, но у Артура Берга, выказывавшего нелепую приверженность к морали, возникла мысль получше.

— Вы, — обратился он к Руди и Лизель. — Может, вам лучше вернуть ее этому чудику Штурму. Мне кажется, бедолага хотя бы это заслужил.

— Ой, перестань, Артур.

— И слышать не желаю, Анди.

— Господи Иисусе.

— И он тоже не желает.

Шайка рассмеялась, и Руди Штайнер взял корзину.

— Я отнесу, повешу им на калитку.

Он прошел метров двадцать, и его нагнала Лизель. Теперь она попадет домой поздно, и будут неприятности, но она хорошо знала, что должна сопровождать Руди Штайнера через весь Молькинг до фермы Штурмов на другом конце города.

Сначала они долго шли молча.

— Тебе стыдно? — спросила наконец Лизель. Они уже возвращались домой.

— Чего?

— Сам знаешь.

— Конечно стыдно, зато я сейчас жрать не хочу и, могу спорить, он — тоже. Ты ж не думай, что они возили бы еду попам, если б у них дома ее не было навалом.

— Но он так треснулся об землю.

— Не напоминай. — Однако Руди Штайнер не удержался от улыбки. В ближайшие годы он станет подателем хлеба, а не похитителем — еще один образец противоречивой человеческой природы. Столько-то доброго, столько-то злого. Разбавляйте по вкусу.

Через пять дней после этой кисло-сладкой победы Артур Берг появился опять и позвал Руди и Лизель на новую воровскую затею. Они столкнулись с Артуром на Мюнхен-штрассе в среду, по дороге из школы. Артур был уже в форме Гитлерюгенда.

— Завтра вечером опять пойдем. Будете?

Тут им было не устоять.

— А куда?

— На картошку.

Спустя двадцать четыре часа Руди с Лизель опять храбро одолели проволочную изгородь и набили свой мешок.

Неприятность обнаружилась, когда они уже удирали.

— Иисусе! — завопил Артур. — Хозяин! — Но страшным было его следующее слово. Он выкрикнул его так, будто это слово уже занесли над ним. Его рот разорвался в крике. Слово вылетело, и слово это было — топор.

И конечно, когда они обернулись, хозяин бежал на них, высоко занеся свое оружие.

Вся шайка кинулась к ограде и перемахнула на ту сторону. Руди, который был от изгороди дальше всех, быстро нагонял остальных, но как ни мчался, а бежал он последним. Закинув ногу на изгородь, Руди зацепился за проволоку.

— Эй!

Крик выброшенного на мель.

Шайка остановилась.

Безотчетно Лизель бросилась назад.

— Быстрей! — заорал Артур. Голос его был далеким, будто Артур его проглотил, не успел тот вылететь изо рта.

Белое небо.

Остальные бежали.

Лизель, подскочив, стала отцеплять штаны Руди. Руди смотрел широкими от ужаса глазами.

— Скорее, — сказал он, — поймает.

Вдалеке еще слышался топот дезертирских ног, когда еще одна рука схватила проволоку и оттянула ее от брюк Руди Штайнера. На стальном узле остался клочок, но мальчик освободился.

— Уносите ноги, — посоветовал им Артур, и вскоре на том месте, бранясь и задыхаясь, уже стоял хозяин. Топор приник — с силой — к его ноге. Хозяин выкрикивал пустые угрозы обворованного:

— Я вас в полицию сдам! Я вас найду! Я узнаю, кто вы такие!

На это Артур Берг ему ответил:

— Жалуйся на Оуэнза! — И ускакал догонять Лизель и Руди. — На Джесси Оуэнза!

В безопасном месте, с трудом всасывая воздух в легкие, они опустились на траву; подошел Артур Берг. Руди боялся на него смотреть.

— Это с каждым из нас бывало, — сказал Артур, чувствуя его огорчение. Солгал? Этого они не могли точно знать и никогда не узнают.

Через несколько недель Артур Берг переехал в Кёльн.

Они встретили его еще однажды, на бельевом обходе Лизель. В переулке у Мюнхен-штрассе он протянул девочке коричневый бумажный пакет с десятком каштанов внутри. Ухмыльнулся:

— Связи в жарочной промышленности. — Рассказав об отъезде, он не преминул выдать им последнюю прыщавую улыбку и легонько шлепнул каждого по лбу. — И смотрите, не съедайте все зараз! — И они больше никогда не видели Артура Берга.

Что же до меня, могу сказать, что я-то его еще как видел.

На сей раз они поступили умнее. Съели по одному каштану, а остальное распродали, обходя дом за домом.

— Если у вас есть несколько лишних пфеннигов, — говорила Лизель в каждом доме, — то у меня есть каштаны. — Так они наторговали шестнадцать монет.

— Ну, — осклабился Руди, — отомстим.

Под вечер они вернулись к лавке фрау Диллер, вошли, отхайльгитлерили и встали у прилавка.

— Опять леденцовая смесь? — Фрау Диллер усмехнулась — «шмунцелем», — на что они кивнули. На прилавок выплеснулись монеты, и челюсть фрау Диллер слегка отвисла.

— Да, фрау Диллер, — ответили они в один голос. — Леденцовую смесь, пожалуйста.

Обрамленный фюрер, казалось, гордился ими.

Ликование перед бурей.